Sidebar




Русский народ подобен армии. И, как в армии, один человек, если он достиг вершины власти, может сделать с русским народом абсолютно всё. Когда отстаивается независимость Родины — это хорошо. А если другие обстоятельства? Вспомним: вся страна рукоплескала Сталину. Пришел Хрущев. Развенчал «культ личности» и облил вождя помоями. И что? Кто-то выступил против? Несколько сотен грузин в Тбилиси в 1956 году. И всё. Города, улицы, заводы переименовали, портреты сняли, памятники снесли. И все были «за». Хрущева самого сняли. Имя Сталина реабилитировали. Все тоже «за».

Мы — не США. Один человек может в России всё. Не было бы Горбачева, до сих пор жили бы в СССР. Поэтому объективные факторы развала СССР не надо переоценивать. Решающую роль в развале СССР сыграл субъективный фактор.


Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Кто на сайте

Сейчас 14 гостей и ни одного зарегистрированного пользователя на сайте

the soviet union

The-Soviet-Union

ussr3.jpg

the-soviet-union

Связанные статьи

Качества менталитета «Солидарность»

Сотрудничество. В значительной степени коллективизмом обусловлен патернализм, который выражается в надежде на государство, обязанное решать проблемы каждого гражданина. Государственное попечительство рассматривается как «благо» и обязанность властей перед обществом (народом). В качестве идеала государственной власти российский менталитет предполагает, в первую очередь, власть единоличную (ответственную), сильную (авторитетную) и спра­ведливую (нравственную). В силу этого, в национальном сознании сложилось определенное отноше­ние к авторитету. С одной стороны — вера в авторитет, часто наделяемый харизматическими чертами, и, соответственно, ожи­дание от него «чуда», сопровождаемое постоянной готовностью ему подчиняться. С другой — убеждение в том, что авто­ритет сам должен служить «общему делу», национально-государ­ственной идее. Отсюда направленность национального сознания на контроль за деятельностью авторитета через постоянное соотнесение ее с «общим делом», которое сооб­ща переживается людьми. Если авторитет осуществляет деятель­ность вразрез с этими взглядами, то его образ меркнет, и авторитета, как правило, свергают, а иногда и жестоко с ним рас­правляются.

Вообще, патернализм — ключ ко многим загадкам русской души, мы самая патерналистская нация. Разгадка этого феномена кроется в нашей истории. Русские веками формировались как армия. А в армии выполняют приказ и не ропщут.

Почему в постперестроечной России не идут реформы? Потому что в армии возможны реформы только при соблюдении двух условий: во-первых, они должны быть вертикальны, во-вторых, жестки и не обсуждаемы. Царь должен брить бороды или строить Днепрогэс. Если же он что-то блеет о каких-то налоговых изменениях, которые должны что-то где-то изменить, создать какие-то стимулы, то народ это воспринимает, как что-то чуждое, и всегда саботирует. Настоящий реформатор должен брить насильно бороды. Тогда и царь воспринимается как настоящий, и реформы идут.

Почему русские — единственный народ, который не создает диаспоры? Потому что истинные солдаты не создают диаспор. Они подчиняется руководству. Руководство меняется, они подчиняются ему полностью, подстраивая себя под новые порядки. Цвет русского дворянства в одно поколения стал французским, забыв свои вековые рода, гербы, язык. Все что осталось русского, так это русское кладбище.

На Западе требуют свободы, русские требуют порядка. Почему? В армии не может быть свободы. Партии, которые на своих предвыборных знаменах начертали «Свобода», всегда будут иметь несколько процентов и проиграют тем, кто выступает за порядок.

Патернализм во многом обуславливает такое качество, как долготерпение. Часто создается впечатление, что терпение русских безгранично. Столько лишений, сколько пережила русская нация, не пережил ни один этнос.

«Подвиг непротивления — русский подвиг… Ха­рактерно для русской религиозности юродство — при­нятие поношения от людей, посмеяние миру, вызов миру. …Самосжигание как религиозный подвиг — русское национальное явление, почти неведомое другим народам»[1].

Однако надо понимать, что русские не готовы терпеть все что угодно и от кого угодно. Именно терпеливые русские мужики, не потерпев оккупантов, уходили в партизаны в 1912 году. Массовое партизанское движение было неведомо народам Европы, несмотря на присущую им высокую степень ассертивности (т.е. способности человека не зависеть от внешних влияний и оценок, самостоятельно регулировать собственное поведение и отвечать за него). Казалось бы, все должно было быть иначе: во Франции должны быть партизаны, в России — смиренные русские. Но в действительности было наоборот. Почему?

Русские терпеливы по отношению к действиям государства, потому что считают его своим. Каждый человек позволяет близким людям то, что не позволил бы чужому человеку. Здесь очень важно понять, что русские понимают под государством.

Для западного человека государство — это, прежде всего, чиновник и закон. Так, по данным опросов, в Великобритании 69% считают, что закон не может быть несправедлив, и только 10% считали, что парламентарии плохо работают[2]. Русские не любят как первое, так и второе, потому что для нас государство — это территория, идея и, наконец, государь.

«Чиновник», «бюрократ» — в лексиконе русского обывателя слова с явно выраженной негативной окраской. Общество всегда воспринималось русскими как большая и единая семья. Неслучайно слово «государство» — однокоренное со словом «государь», то есть государство есть вотчина государя, как главы семейства. В то время как западные варианты слова государства происходят от латинского слова status (состояние): state (англ.), staat (нем.), etat (фр.), stato (итал.), estado (исп.). Отсюда проистекают западные теории о государстве, возникшем для упорядочивания естественного состояния, когда все борются друг против друга.

«В России главным действующим лицом было государство. Всё зависело от его нужд, его задач. В России государство стояло «как утес среди моря» (по выражению Ф. Броделя). Всё замыкалось на его всемогуществе, на его усиленной позиции, на его самовластии как по отношению к городам, так и по отношению к православной церкви, или к массе крестьян, или к самим боярам»[3].

Даже народное представительство возникло в России не для того, чтобы ограничить власть царя, как это было на Западе, а напротив — чтобы усилить её. Наибольшее влияние земские соборы имели в начале XVII века, когда страна только вышла из Смутного времени, вследствие чего царская власть была очень слаба.

«Вече и князь представляли собой два необходимых элемента государственной власти: князь был необхо­дим земле для управления и суда, т.е. для установле­ния внутреннего порядка и, кроме того, для защиты страны от внешних врагов; вече, в свою очередь, было необходимо князю, потому что без поддержки насе­ления с одной своей дружиной он далеко не всегда был бы в состоянии провести в жизнь намеченные им меры. Таким образом, оба эти элемента власти допол­няли, поддерживали друг друга, действовали в духе «одиначества» (единения)… Эта черта тоже отделяет Древнюю Русь от средневе­ковой Европы, где вече (парламент) сложилось как противовес княжеской (королевской) власти»[4].

Государь для российского общества — символ государства. Даже восстания народа в России носили на себе отпечаток этой национальной особенности. Крестьянские войны под предводительством Разина (1670—1671 гг.), Булавина (1707—1708 гг.), Пугачева (1773—1775 гг.) имели одну важную, чисто русскую особенность. Эти восстания были не против существующих порядков, даже не против существующей власти, как в Европе. Восставшие были уверены, что царь не знает о творимых на местах беспорядках или что правит не настоящий царь, а самозванец, и целью восстания было восстановление в правах настоящего царя. Не допускалась даже мысль о том, что настоящий царь может быть несправедлив. То есть восстания были направлены не на исправление патриархальных принципов существования государства, а на приведение их в норму (править должен настоящий царь, а не самозванец).

«То есть россияне славились тем, чем иноземцы укоряли их: слепою, неограниченной преданностью к монаршей воле в самых ее безрассудных уклонениях от государственных и человеческих законов»[5].

Альтруизм. С духовностью связаны такие качества как альтруизм, доброжелательность, человеколюбие, милосердие, миролюбие, человечность, сердечность.

У русских, проживающих в Сибири, существовал обычай оставлять на ночь еду у калитки, чтобы возможный беглый каторжник не умер с голоду. Хотя понимали, что преступник, а было жалко — русские склонны к состраданию. Это качество часто играло и отрицательную роль. Русские часто жертвовали своими интересами ради интересов других народов, которые впоследствии отворачивались от нас или, еще хуже, присоединялись к нашим врагам.

Русские, в отличие от Запада, никогда не эксплуатировали другие народы — ни Азию, ни Кавказ, ни Прибалтику. В СССР только Россия и Белоруссия вкладывали в союзный бюджет больше, чем получали из него. Более того, многие народы вообще обязаны России своим существованием.

«Александр (грузинский царь, — авт.), целуя крест, клялся вместе с тремя сыновьями, Ираклием, Давидом и Георгием, вместе со всею землею, быть в вечном, неизменном подданстве у Федора (русский царь, — авт.), у будущих детей его и наследников, иметь одних друзей и врагов с Россиею, служить ей усердно до издыхания»[6].

Русский  альтруизм, который обуславливает стремление к постоянной безвозмездной помощи другим народом, следует отличать от взаимопомощи — атрибута коллективистских цивилизаций. При взаимопомощи предполагается взаимность, русские же всегда помогали альтруистично, без всякой надежды на выгодность последующих взаимоотношений.

«У русских, в случае необходимости, считается нормальным оставить свои ключи от квартиры именно у соседей — чтобы поливать цветы, давать корм рыбкам или кормить домашнего кота. В Европе эти функции выполняет консьержка, причем за определенную плату» [7].

Надежда на безвозмездную помощь порождает иждивенческие настроения, но, с другой стороны, благодаря взаимопомощи народ легче проходит через тяжелые испытания. Нельзя не отметить и положительное влияние взаимопомощи на моральный климат в обществе. В индивидуалистических культурах дружеские связи многочисленны, но не глубоки и не постоянны, социальные обязательства избе­гаются.

Равенство нередко вырождается в уравниловку и зависть. Однако необходимо помнить, что уравниловка и стремление к равенству — разные феномены. Уравниловка ведет к нивелировке индивидуальности, равенство же есть аспект справедливости: равенство возможностей, равенство перед законом и т.д. Уравниловка — это выхолощенное стремление к равенству.

Нередко равенство относят к проявлениям коллективизма. Это неверно. Коллективизм —  это стремление к сопричастности, которое далеко не всегда сопутствует стремлению к равенству. Например, цивилизации Востока являются коллективистскими культурами, но стремление к равенству Востоку чуждо, даже на Западе это стремление выражено более отчетливо.

На Востоке, наоборот, дистанция власти от простого населения громадна, ни о каком равенстве даже речи идти не может. Восточный руководитель исторически всегда был деспотом, оторванным от простого народа настолько, насколько это вообще возможно. Причем, разрыв не только не воспринимался как нечто негативное, а наоборот — как неизменный атрибут власти, подчеркивающий ее значительность. В России, напротив, стремление к равенству, которое есть продолжение альтруизма — аспекта духовности, развито очень сильно.

Советский союз ругали за уравниловку. Да, но к социализму это не имеет никакого отношения. Вспомним, «от каждого — по способностям, каждому — по труду». Уравниловка —  характеристика русского менталитета, поэтому и социализм и капитализм мы подстраиваем под эту черту.

Военные мне рассказывали, что, согласно новому приказу Министерства обороны РФ, начальник части может поощрять хороших офицеров. В результате у одного зарплата 15 тыс., а у другого 40 тыс. Что же делали военные? Брали дополнительные поощрительные деньги и делили на всех. «Как мы можем служить вместе, если я буду делать то же, но получать в 3 раза больше?» — говорил мне один лейтенант. Я эту историю рассказал ста человекам. Ни один не осудил этого лейтенанта, все сказали: «Какие молодцы».


[1] Бердяев Н.А. Русская идея.  М., 2000. С. 11.

[2] Бенедиктов Н. Русские святыни.  М., 2003. С. 29.

[3] Бродель. Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV—XVIII вв. Т. 3. Время мира.  М., 1992. С. 468.

[4] Шмурло Е. Ф. История России.  М., 1999.  С. 67—68.

[5] Карамзин Н.М. История государства российского.  М., 2000. С. 211.

[6] Карамзин Н.М. История государства российского.  М., 2000. С. 351.

[7] Сергеева А. В. Русские: Стереотипы поведения, традиции, ментальность.  М., 2004. С.131

Общество созидания

Человек, стремящийся чего-либо достичь в жизни, пытается «достроить» себя. А как можно «достроить» себя? Способа два: во-первых, с помощью внешних благ, во-вторых, с помощью внутренних дарований. В первом случае о человеке судят по его дому, автомобилю, костюму, часам, телефону и т.д. Во втором — по его способностям, талантам в сфере искусства и науки, наличия порядочности, чувства долга и т.д.

Материально ориентированные люди всегда выбирают первый путь, духовно ориентированные люди — всегда второй. Первые всегда достраивают себя внешним миром, вторые достраивают внешний мир собой.

В СССР было построено общество созидателей, пропагандировался принцип достройки себя с помощью внутренних дарований. Стаханов, Чкалов, Гагарин — вот советские кумиры. Страсть к приобретательству высмеивалась. Ротшильды, Рокфеллеры всегда были сугубо отрицательными персонажами. 

Идеологическое учение

Как социальная система капитализм имеет и свое идеологическое обеспечение — либерализм. Идеи классического либерализма восходят к эпо­хе буржуазных революций. В трудах основополож­ников этого учения Локка, Смита, Бентама, Милля, Спенсера и др. были сфор­мулированы исходные принципы либерализма. Стержневая идея либеральной идеологии —  свобода частного предпринимательства.

«С момента рождения ли­берализма и на протяжении более чем двухвековой его истории в его арсенале ведущее место занимала идея предоставления полного простора частнособ­ственнической инициативе и освобождения экономи­ческой деятельности от опеки государства»[1].

Либерализм родился и оформился как часть идеологии буржуазии, требовавшей предоставления себе прав и свобод в борьбе с монархией. Все идеи либерализма вытекают из этой  стержневой идеи. Например, идея разделения властей имеет в своей основе желание ослабить политическую власть с целью усиления в государстве власти экономической — принцип «разделяй и властвуй» в действии. Требование независимости СМИ, по сути, есть требование поставить СМИ под контроль капитала, так как ни одно СМИ не существует на поступления от продажи тиража, и выжить ему позволяют исключительно финансовые вливания: реклама, спонсорство, заказные статьи, блокирование[2], средства учредителей, меняющих свои деньги на политические дивиденды, приносимые СМИ. Провозглашение выборов как основы политической системы — не что иное, как превращение политиков в заложников капитала, так как любые выборы зависимы от денег.

Поэтому, если мы отбросим все идеологические штампы, то придется признать, что либерализм — это идеология предоставления власти наиболее успешным в предпринимательстве индивидам.


[1] Зеркин Д. П. Основы политологии.  Ростов н/Д., 1996. С. 372.

[2] С бизнес-структурами заключается договор, что любой негативный материал об этой структуре блокируется в данном СМИ, естественно, не бесплатно.